Палец руки успел отреагировать даже прежде, чем мозг, мушкетон оглушительно грохнул, и Росин увидел, как справа и слева от окна, в котором померещилось шевеление, жребий выбил из стены каменную пыль. Потом вырвавшееся из ствола облако распухло перед глазами и он принялся перезаряжать ствол, закатив на этот раз в него почти пятидесятиграммовую пулю. Послышалось еще несколько выстрелов, гулкий удар. Сквозь рассеявшийся пороховой дым стали видны ратники, отступающие для нового таранного разбега, совершенно невредимые ворота и одинокий охотник, скрючившийся на ковре из подорожников со стрелой в животе.
Сбоку грохнул мушкетон, еще один. Послышались радостные крики. Ратники снова побежали вперед, комель сосны гулко врезался в ворота: бум-м! Но створки даже не дрогнули.
— Юля, ты где?! — закричал Росин, крутя головой, и увидел, как возле кустарника с другой стороны площади ему помахали рукой. — Ты с Варламом?! Прикройте! По окнам смотрите.
Костя, передернув плечами, вышел вперед, оглянулся на своих:
— Мужики, у кого пули в стволах?! За мной! — Росин, настороженно поглядывая на окна, двинулся вперед. Следом потянулось еще десяток одноклубников. — Слушай сюда! Засов примерно посередине ворот. Лупим залпом в самый центр. Хоть половина пуль, но наверняка в него попадет. Разлохматим засов, ворота вылетят, как картонные.
Он еще раз окинул взглядом окна, но лучников в них более не появлялось.
Костя опустился на одно колено, удобно перехватил мушкетон:
— Целься! Пли!
Залп грохнул довольно дружно, и прежде, чем ворота заволокло дымом, Росин увидел, как из створок вылетают крупные щепки.
— А-а-а! — начали новый разбег ратники.
Комель сосны коснулся ворот, послышался легкий, какой-то ненатуральный треск: и бревно полетело дальше, во двор или молитвенный зал — что там у них внутри?
— Ур-ра-а-а! — ринулись вперед мужики, обнажая мечи.
Монастырь — это вам не мужицкая изба. В монастыре есть оклады, кубки, кресты, ризы, парча, подсвечники серебряные, а то и золотые. Там есть за что посражаться, проливая свою и чужую кровь.
— Жребием заряжаем! — скомандовал Росин, затушивая пальцами фитиль в замке. — Пригодится…
— Константин Алексеевич! Боярин Росин!
Костя, по инерции хорошенько прибив заряд, поднял глаза и увидел Зализу с сумкой через плечо, Юлю с Варламом и остальных бояр рядом с ним, одноклубников, подтягивающихся к общему отряду.
— Извини, Семен Прокофьевич, оглох я совершенно с этой стрельбой, — порох в запальное отверстие Росин все-таки засыпал, после чего повесил мушкетон на широкий ремень себе на шею, привычно, как на автомат положил на него руки. — Вот зараза какая, «Калашников» раза в четыре легче будет.
— Уходим, боярин, — кивнул Зализа. — Прослав ужо вернулся.
— Понял, уходим, — Костя кинул на монастырь прощальный взгляд и присоединился к отряду.
Из распахнутых ворот за его спиной слышался громкий металлический звон — но не шум схватки, а звуки сваливаемой в общую кучу посуды. Судовой рати и охотникам с восточного берега озера еще хватит веселья в захваченном Кодавере на остаток дня, и на всю ночь, и даже на утро. А отряд из государева человека, бояр рода Батовых, пятнадцати членов военно-реконструкторского клуба «Черный шатун» и одного бывшего патрульного милиционера, ныне бредущего с пищалью на плече и бердышем за спиной, уходил по дороге в сторону древнего русского голода Юрьева, ведомый бывшим сервом Прославом, родившимся и выросшем в здешних краях. Пройдя по дороге примерно полторы версты, проводник свернул на узкую неприметную тропинку, и следом на ним весь отряд растворился в темных лесных зарослях.
Добраться до города Юрьева, который пришельцы с запада упрямо называют Дерптом, можно двумя путями. Либо по хорошей дороге через Аовере, Сааре, Борвики, и далее — прямо к озеру, на монастырь; либо через Рилку, Ачутку, Метсакиви и Коосу, через незагаченные болота, узкими извилистыми тропами. Если вокруг, то путь получается, почитай, в пятьдесят полновестных верст. Через болота — на треть короче. Но конному по короткому пути дороги нет, а уж тем более серву с телегой или купцу с товаром, а потому кратким путем никто из местных и приезжих господ не пользовался, да и сервы в большинстве туда не совались. Потому, как коли в Юрьев и ехать, так товар везти надо — холсты домотканные, рыбку копченую, свинину, гусей пожирнее. Да и назад нужные в хозяйстве покупки на спине не унесешь — на повозке везти надобно. Вот потому-то и забывался потихоньку короткий путь, по которому легконогие предки хаживали в княжескую столицу в те далекие времена, когда железо было в диковинку, а костяные остроги и каменные топоры вольные русичи делали из подручных материалов; когда хозяйство горожанина мало отличалось от деревенского двора, и главной его задачей было поднять и укрепить стены, за которыми в лихую годину сможет отсидеться весь род.
Однако, что забывается одними, быстро становится оружием других — а потому к тому моменту, когда Дерпт закрыл на ночь ворота, приняв в себя последних рыцарей епископа, собравшихся, согласно вассальной присяге, на зов своего господина, Прослав уже подводил русских воинов к Гадючьим болотам.
— Вот, боярин, — повернулся он все-таки не к опричнику, а к своему барину, Евдокиму Батову. — За этим бором топь начнется. По ней еще верст пять, и Кауда будет. А от нее до Юрьева всего верст пятнадцать станется, если через Лобицкую вязь идти.
— А если не через вязь? — поинтересовался, тяжело дыша, Зализа.