Царская дыба - Страница 3

Настоящий клевец! Всего полгода назад его, раба дерптского епископа, за подобную наглость — владение оружием — любой монастырский стражник или заезжий рыцарь без всяких проволочек повесил бы на ближайшем дереве! А здесь — выдали и за почесть не сочли, хотя в поход взяли не воином, а обычным проводником.

Прослав даже подумывал: а не встать ли ему в общие ряды, когда бояре начнут рубиться с епископскими воинами? Ведь топором работать ему приходилось с младых ногтей, рубить он умел хорошо, а чекан оказался даже легче обычного крестьянского инструмента… Но перед глазами тут же вставал кровавый лед, скорченные тела затоптанных кнехтов, разрубленные головы, из которых медленно сочился мозг, вывороченные ноги — и он, испуганно крестясь, мысленно шарахался от дурного желания. Нет, воевать хорошо в обозе, можно проводником сходить — но вставать перед конной лавой…

— Господи, помышляю день судный и сокрытый, плачу о содеянных мною грехах и вопию: Ты, Всеблагий Господи Иисусе в час исхода моего не остави меня, но помилуй мя, — мелко крестясь, прочитал Прослав молитву от внезапной смерти и принялся торопливо разносить лошадям свежее сено.

Из избы вышла дородная женщина в сером домашнем костыче, с большим подносом в руках, следом, тоже с подносом, шла девица лет пятнадцати. Бояре громко захмыкали. Девица с готовностью зарделась. Почти сразу следом появились двое пареньков лет десяти с медными блюдами и сам староста с деревянной братиной.

Разумеется, испеченных даже на большую семью пряженцев и расстегаев трем десяткам служилых людей хватить не могло, и рыбак Агарий добавил к угощению копченой рыбы и холодного вареного мяса, а вместо привычного в постные дни сыта или кваса принес сладковатый хмельной мед.

— Вот, чем Бог послал, гости дорогие, — поклонился хозяин, и подтолкнул девицу к избе, подальше от веселых взглядов богато одетых бояр.

Впрочем, путникам и без хозяйской дочки было на кого посмотреть. Все они с интересом следили за поведением ехавшей за опричником парочки: рыжего, русобородого боярина с бесцветными глазами, и худенькой, простоволосой, коротко стриженной девицы, срамно одетой то ли в мужское, то ли в татарское платье.

Молодые люди, ощущая всеобщее внимание, чувствовали себя неуютно, а потому, держась друг друга, прятали глаза. Ночевать на сеновал они забрались тоже вместе, однако легли поодаль, старательно не встречаясь взглядами.

Смерды же, успевшие за день хорошо отлежать бока, укладываться не торопились, освобождая телеги, проверяя целостность спрятанных под сеном чересседельных сумок, обматывая ремнями продолговатые свертки, прилаживая ремни темно-зеленых брезентовых рамных рюкзаков. Угомонились они только глубоко заполночь, благо весенний день долог и позволяет успеть очень многое — поднялись с первыми утренними лучами, и тут же принялись поднимать заготовленную поклажу на спины едва успевших попить воды и пожевать овса лошадей.

Появилась хозяйка дома, внесла большой глиняный горшок, полный пахнущей грибами гречневой каши. Служилые люди, доставая из-за пояса или из-за сапожного голенища завернутые в чистые тряпицы ложки, потянулись к угощению. Походный закон суров: зазевался — ходи голодным.

Впрочем, как гласит древняя присказка: на Руси от голода не умирают. Некоторые путники с утра просто есть не любили, и лишь попили на дорогу теплой водицы с разведенным в ней медом, некоторые и вовсе предпочли ледяную колодезную водицу. День долгий, будет еще и обед, и ужин. Не пропадут.

К тому времени, когда солнце развеяло утренний туман, и деревенские рыбаки потянулись к своим лодкам, путники, ведя лошадей в поводу, вышли из ворот двора и двинулись дальше, по ведущей вдоль берега узкой тропе.

Староста проводил их до околицы, остановился:

— Счастливого пути, Семен Прокофьевич. Вот, возьми в дорогу рыбки копченой, — староста протянул два больших берестяных бурака, источающих густой запах дыма.

— Прослав! — окликнул опричник батовского смерда. — Прими.

Он подождал, пока мужичонка в потрепанном полушубке заберет туеса, после чего благодарно кивнул:

— Спасибо, Агарий. Оставленные у тебя на дворе телеги можешь забрать, мы назад другой дорогой пойдем.

— Благодарствую, Семен Прокофьевич, — поклонился староста. — Будете рядом, заезжайте.

Опричник не ответил, спустился по тропке к густому ивовому подлеску и ступил в лесной полумрак.

Дороги вдоль берега богатого Чудского озера отродясь не имелось. Да и зачем она там, где от одного поселка к другому всегда можно летом проплыть на лодке, а зимой проехать по льду? Это еще от Ершово к близкому Пскову рыбаки накатали колею, по которой, пусть с трудом, проходила одна телега или могли проехать бок о бок два всадника. А те селения, что стояли от города не в десятке, а в нескольких десятках верст, посуху ни на торжище, ни в церковь и в мыслях не думали добираться. Потому-то у семей многих имелось по две-три лодки, но ни единой телеги.

И тем не менее, селений вдоль рыбного озера хватало, и время от времени кто-то по нужде, по лени или по глупости пытался пройти от одной деревни до другой пешком. Десятки ног постепенно натоптали извивающуюся мимо бездонных топей или пахнущих кислятиной, подернутых изумрудным слоем ряски вязей тропу, проходимую для конного или пешего, но уже недоступную для повозки или волокуши.

Среди путников теперь не осталось верхом ни единого человека: на спинах вялых меринов и понуривших головы лошадей покачивались объемные сумки и тюки, да и у людей рюкзаки легкими не казались. Потому болтать на ходу никого не тянуло — шли молча, тяжело вдавливая ноги в сырую землю, временами выжидательно поглядывая на небо.